Дмитрий Борец
ведшие / превращение / олигархия / образ / корабль / пирамиды
ЭКИПАЖ
Корабль, как ему и положено, уплыл направо. Порфирий Петрович, профессор, хирург высшей категории, медленно выдохнул дым через ноздри, и на пару секунд потерял из виду больного, лежавшего большим безымянным беспомощным куском мяса на операционном столе. Доктор сфокусировался и сделал надрез. Ординатор Олег, который сегодня в первый раз был допущен в операционную в качестве ассистента, с восхищением и даже некоторым обожанием смотрел, как ловко, без малейшего тремора руки профессора рассекают мышечные ткани, обнаруживая пути, ведшие в самые потаенные уголки человеческого организма.
Какая-то из сестер зашлась кашлем, схватилась за операционный стол, и тот заходил ходуном. Порфирий Петрович раздраженно посмотрел на нее. Сестра густо покраснела, но было непонятно, от взгляда ли начальника, или от приступа кашля – она положительно не могла даже вздохнуть, слёзы выступили у нее на глазах. «Водички ей дайте кто-нибудь», - пробормотал профессор, углубляясь всё дальше и дальше в недра пациента.
Анестезиолог Алексей, глубоко затягиваясь прямо через медицинскую маску, которая прилегала весьма неплотно из-за огромного бесформенного носа, видимо, неоднократно в юности сломанного, привычным жестом нащупал пульс больного, в чем, в общем-то, не было большой необходимости, так как дисплей, стоявший тут же, уверенно выдавал осцилляции в темпе 140 ударов в минуту. Алексею нравился такой темп, и он начал приплясывать, не отпуская запястья пациента: глаза его были закрыты, и в этот момент ему как никогда была нужна точка заземления.
«…и вот будь ты хоть самый отъявленный представитель олигархии или бюрократии», - профессор внезапно как будто бы продолжил начатый ранее разговор с кем-то, - «сколько бы денег у тебя не было, а все под богом ходим. Никуда тебе не деться от пирамиды Маслоу: хошь не хошь, а в первую голову тушку свою накорми, одень, и – что? Правильно, почини!» - бормотал профессор вполголоса, удаляя пораженные ткани. «Нет, чтобы регулярно на техосмотр заглядывать… Зажим! …так доездятся, пока сцепление не сдохнет, или тормоза откажут… Пульс?» - «Намана!» - откликнулся, не открывая глаз, анестезиолог Алексей. «Помню, пришел один, подполковник ГАИ», - продолжало светило науки, полосуя острыми режущими предметами сосуд души, которой, стараниями светила, предстояло задержаться в оном сосуде еще какое-то время, - «любые, говорит, деньги, ничего не пожалею. А я смотрю, там днище уже настолько проржавело, что святых выноси… Олег, вот тут подержи… видишь? вот… одной сварки тыщ на сто пятьдесят, покраска, шлифовка, выхлоп, опять же, регулировать…»
Старшая сестра Светлана Сергеевна начала глупо хихикать. Превращение Порфирия Петровича, аса современной хирургии, доктора медицинских наук, к которому съезжались больные не только со всей страны, но и практически со всего света, из врача в автомеханика происходило каждый раз во время операции, образ этот дополнялся брызгами крови на белоснежной его врачебной форме, которые в свете флюоресцентной лампы, освещавшей операционную, казались чёрными пятнами машинного масла на робе слесаря, но сегодня это почему-то выходило по-особенному комично. Ординатор Олег подхватил смех Светланы, затем остальные сестры, потом уже и профессор заливисто смеялся, сотрясаясь всем телом, не вынимая своих рук из разверзнутой утробы больного. Даже больной пискливо подхихикивал из-под маски с наркозом. Один анестезиолог, погруженный в себя, продолжал пританцовывать во всё учащающемся темпе…
Полтора часа спустя Порфирий Петрович устало вытер лоб рукавом, стянул с лица маску, облизал кончик скальпеля, буркнул: «Шейте», и, снимая латексные перчатки, вышел из операционной. Светлана Сергеевна, облокотившись об автоклав для стерилизации инструмента, с нежностью глядела ему вслед, и говорила вполголоса: «Гений… Гений…»