top of page

Андрей Демидов

 

нетто / иiссiздендiрiлген / тёртый / область / содержать / ядро

 

РЫБКА ПО ИМЕНИ САНДРА

 

Всякому композитору знакомо чувство стены. Сочиняешь-сочиняешь, и в какой-то момент будто упираешься в неё.

Сандра устало смотрела на эту самую стену, а с экрана компьютера на неё, в свою очередь, бесстрастно глазели бемоли, диезы, и главное — диковинный размер недописанной сюиты, ядро всего творящегося ужаса, и всего того, что пока не желало быть сотворённым. Шесть восьмых.

Тёртые до состояния мелизмов ноты соседствовали здесь с роскошными сустейнами. Этот океан, который пока плескался только в голове Сандры, содержал в себе всё, и всё было музыкально, и всё было на своих местах, где надо жёстко, где можно нежно, и везде — трепетно, везде — так, что даже от не рождённой в звуке музыки на сердце становилось просторно. Случись членам жюри пробраться в эту голову (и лучше не на каноэ, а на дредноуте!), и подслушать песню этого океана, первое место в конкурсе было бы авансом отдано ей, Сандре, а вторую и третью премии попросту аннулировали бы.

Однако весь этот океан, вместо того, чтобы плавно добраться до ближайшего материка, сейчас низвергался стеной исполинского водопада в бездну. У пьесы не было конца, и ничто его не предвещало. Можно было бы ожидать помощи и оттуда, из области раскалённой магмы, в виде пара, в который превратилась бы вода,— кто его знает, в какую туманную коду его можно было бы трансформировать. Но ничего подобного не происходило.

 

А значит, не было уже ни океана, ни его молний, ни радуг,— вытекший к центру земли и высохший до своего состояния нетто, опус магнум Сандры превратился в пустыню нот, ведь музыка звучит внутри, а ноты — что есть ноты? Ноты — нетты. Поди представь, как они звучат на самом деле, брутально или нежно.

 

— Иiссiздендiрiлген теңіз тасбақасы...— над самым ухом Сандры, а в географии океана — где-то в районе линии перемены дат — раздался нежный голос Акылжана, полу-пропевший, полупрошептавший в размере шесть восьмых какую-то свою милую очередную бессмыслицу. Он знал, что звуки казахского языка буквально заставляют его девушку терять волю, и умело этим пользовался. Ничего кроме музыки в этих словах, очевидно что-то означающих, для Сандры не существовало.

 

И вот все эти рухнувшие в недра планеты толщи вод забурлили вновь в гигантской расширяющейся воронке, с молниями и радугами, всё как полагается, и повлекли и Сандру, и её сочинение, и всех морских черепах и прочих обитателей её океана бурной стремниной к близкому уже горизонту. Возможно, это были и не волны, впрочем, а крепкие руки Акылжана.

 

Члены жюри тем временем показывали матросам посадочные талоны на свой дредноут. У трапа звучали гносьены Эрика Сати.

Илл. автора

bottom of page