top of page

Андрей Демидов

Скамандр / перси / напыщаться / настигать / воевать / любезный

БЛЕСК НЕБЕС

К экзамену Пётр толком не подготовился: ночью приехал из Ершова Витёк, сосед по комнате в общежитии. Как всегда, вечером было лень идти в столовую, а уже часам к девяти, когда все заведения общепита были закрыты, подкрался голод, даже не аппетит, Пётр знал разницу. При аппетите важен вкус, а когда настигает голод, можешь отнять у персонажа Чаплина варёный ботинок. И вот в какой-то момент дверь в комнату распахнула широкая улыбка Витька, а сам Витёк в это время держал в руках трёхлитровую банку... чёрной икры. Конец восьмидесятых, кто на ком стоял, уже не упомнить, но факт есть факт: три литра деликатеса были готовы к немедленному употреблению. Существовал лишь один нюанс: в качестве гарнира имелась только завалящая луковица, и ничего больше. В общем, несмотря на зверский голод всех четырёх обитателей комнаты, удалось прикончить не более трети банки. Ну уж очень она оказалась солёной... Даже под лук.

Пить после этого хотелось всю ночь. К тому же, предстоящий экзамен нарастающим стрессом прогонял всё, что могло быть похожим на сон. Первый экзамен в университете. Античная литература. Серафима Моисеевна.

Когда в очередной раз Пётр выходил из комнаты, чтобы заполнить графин водой и избавиться от излишков жидкости во внутренних резервуарах, сосед по комнате, Егор, харизматичный студент четвёртого курса, сквозь сон дал напутствие: "Хорош воевать с дверью, ложись спать. А насчёт завтра, есть главное правило: заставь говорить саму Моисевну, покажи, что тебе безумно интересен её предмет. Тупо поддакивай и задавай наводящие вопросы. Она сама тебе расскажет и про Скамандров, и про Персеев, и ещё пятёрку вдогонку поставит". "И перси покажет," добавил из-за шкафа недовольный голос разбуженного Витька.

К началу экзамена Пётр, конечно, не пошёл. Поспав беспокойным сном алкоголика пару часов (хоть никакого алкоголя не было и в помине!), он нацепил на голову свою знаменитую в узких кругах ушанку из меха нутрии и сомнамбулически впрыгнул внутрь третьего троллейбуса, умчавшего его к четвёртому корпусу.

Тонны употреблённой за ночь воды давали о себе знать в виде диких мешков под глазами и опухших век. "Ну ты, Петруччо, реально сегодня татаро-монгол", — отвесил любезный комплимент приятель в раздевалке. Он же сообщил, что экзамен принимает неожиданно какая-то неизвестная молодая тётка, а вовсе не Серафима Моисеевна. Вот так да...

Стараясь не смотреть в глаза миловидной аспирантке и не дышать в её сторону, Пётр вытянул билет. И вот оно случилось. На первый вопрос ещё как-то можно было наскрести слов, но второй упирался в конкретику, в текст. "Ифигения в Тавриде" Еврипида. Эту самую Офигению Пётр вовремя не одолел, а все пересказы, которыми обмениваются однокурсники накануне экзамена, как известно, в одно ухо влетают, из другого вылетают. Что там с этой Офигенией произошло, поди вспомни. Пришлось надуваться-напыщаться, превращаться, по Станиславскому, в знатока-литературоведа и нагло идти ва-банк.

— Я не стану останавливаться на перипетиях сюжета, к тому же сюжет в этой трагедии Еврипида почти вторичен, на фоне ярких образов, а главное, поэтики всего произведения в целом...— с уверенностью интерпретатора гороскопов начал Пётр.— Конечно, я только догадываться могу, как это звучит на древнегреческом, поскольку познакомился с текстом лишь в переводе.

— "О блеск небес! Тебе, виденье ночи, поведаю я новое..."— с нескрываемой иронией в голосе отозвалась экзаменаторша.

— Так нового в ту пору и нельзя было ничего ни поведать, ни придумать,— ухватился за слово Пётр,— ведь все авторы той эпохи считали своим долгом обпевать одни и те же мелодии, которые существовали сами по себе, в виде мифов и легенд.

— С другой стороны, может быть, именно изощрённые авторские тексты и лежат в основе этих самых мифов? — экзаментаторша не спешила быть втянутой не в свою игру. И Пётр решил наступать:

— Тогда давайте спорить. Вот что, на ваш взгляд, отличает образ Ифигении в авторских текстах, например, Еврипида от... от...

— ...от дошедшей до нас изустной традиции, хотите вы сказать? Где ж вы видели шляющихся по улицам Гомеров с кифарами, которые предъявляют миф в виде эталона? Впрочем, знаю я тут одного такого мифотворца, считает, что на билет во время экзамена должен отвечать преподаватель, а не студент. Надеюсь, у вас достанет своих слов обпеть второй вопрос?

Пётр понял, что всё трещит по швам и непроизвольно вздохнул, вспомнив о ночном пророчестве Витька.

— Беседа: вот что украшает акт познания,— начал было он спасать ситуацию.

— Познанием, Евлашев, надо было заниматься до экзаменов и вместо, простите, ночных пиршеств, или как ваш брат сегодня это называет? И в античности, конечно, тоже знали толк и в напитках, и в деликатесах, но никто, условно говоря, гм... не пил вино вёдрами и не ел чёрную икру столовыми ложками! Всё хорошо в меру. Ладно, экзамен — это тоже деликатес, поэтому я прекращаю свою неумеренную проповедь. Кое-что вы всё-таки знаете. Первый вопрос вас спас. Забирайте свою четвёрку.

Всё это прозвучало будто раскаты грома, несмотря на бархатный голос Офигении, как Пётр мысленно прозвал экзаменаторшу. Мда. Гомеры по улицам, конечно, не ходят, но сивиллы вон экзамены принимают. Всё то, что лежало в основе основ легенд Древней Греции про женское чутьё и умение видеть насквозь, воплотились в этой женщине, не заботясь о других способах проявиться в виде мифов, что рассказывают "гуляки с кифарами", или в виде литературных фантомов.

Выйдя из рентген кабинета, Пётр первым делом направился в библиотеку за Еврипидом. Любопытно было узнать, какими всё же свойствами обладала авторская версия Офигении.

P.S. Существенно добавить, что никто (!) из окружения не знал имени экзаменаторши и не видел её ни до, ни после. Как никогда не встречал её больше и сам Пётр.

bottom of page